Календарь с картинками. Повесть о русской Америке - Ирина Атнаева

Они успели только пообедать с Соней, как затрезвонил телефон, Галина – уже «отдохнувшая», начала свое обычное: «Ну как вы..», и не слушая ответа Анны рассказала обо всем, что произошло у доктора, и какие теперь грядут для всех «нас» изменения. Во – первых, Ники от болей прописали морфин, и нужно им с Анной следить, чтобы больной не потреблял его бесконтрольно, давать ему только допустимую дозу. Во-вторых, раз в неделю будет приезжатъ nurse и осматривать его. В-третьих, каждый день будет приезжать специально обученный человек (Анна не запомнила, как он называется) и будет мыть Ники. На фоне шокирующих известий, последняя новость невольно обрадовала Анну: она вздохнула облегченно – слава Богу, ей не придется убирать за Ники. И мысли тут же переключились на Ники: в голове не укладывалось, как он, пусть больной и немощный – уже обречен на скорое небытие. А как же его разум, его своеобразные философские размышления, его привычки и раздражение на мир, куда это уйдет? Странно и страшно. Анна продолжала слушать Галину, поражаясь ее хладнокровию, совсем забыв, что та уже достаточно пьяна. Как ни странно, но деловитый тон собеседницы помог Анне справиться с первым шоком, скоро ее мысли повернулись в практическую плоскость: по крайней мере у Ники появится провессиональный уход, он избавится от невыносимой боли и наконец-то будет в чистоте.

Галина добавила, что завтра для Ники привезут специальную кровать и (тут она замялась), – может ли Анна немножко подмести в комнате: «А то, сами знаете, что он нехорошо себя чувствует, не может убирать за собой и там не очень чисто». Анна уже привыкла к таким обтекаемо-странным оборотам в речи Галины, она знала, что Галина начинает так уклончиво говорить, когда ей неловко. Анне самой стало неловко и она поспешно согласилась «немножко навести порядок» у Ники, тем более, что она уже сегодня прибиралась в его комнате.

На удивление Анны, изменения случились уже на следующий день: с утра начались звонки: от поставщиков новой кровати, из агенства по обслуге больного и от nurse. Пришлось Анне принимать все звонки и как-то обьясняться. В результате кровать привезли и разместили в центре комнаты, застелили чистым бельем, Ники помыли, установили ему катетер, обьяснили Анне, как управлять кроватью, какие давать таблетки и в каком количестве. Ники уже был под действием наркотика, поэтому безразлично относился ко всем изменениям, видимо, отдыхая от изнурительной боли.

Дождливый март перешел незаметно в апрель, и тут «почтовый психоз» вступил в стадию паники: обманывать себя дальше становилось невозможным, пришлось согласиться с фактом, что разрешение на работу уже не придет. Такого случая не было ни с кем из знакомых. Андрей был готов делать любую работу, но без заветной карточки никто его не мог нанять: иногда соотечественники давали кое-какую работу за cash, в обход закона, но и они боялись нарваться на неприятности.

Помимо неустроенности с работой над их дальнейшей судьбой зависли еще два очень неприятных момента: то, что Ники, как не отгоняй от себя эту чудовищную мысль, доживал последние месяцы (недели, дни?), и с его смертью договор с Галиной заканчивался – значит, ни жилья, ни денег совсем в скором будущем. А главное, в мае заканчивался для Андрея срок подачи документов на green card, после чего он автоматически становился «нелегалом». Без сомнения, глупо было надеяться на желанное «а вдруг завтра», нужно было действовать. Но как? Никто не знал, никто не мог подсказать. Дозвониться в эммиграционные службы не представлялось реальным – INS было одной из немногих организаций в Америке, которые не считали своих клиентов людьми, достойными внимания и участия.

Ничего другого не оставалось, пришлось Андрею ехать самому в то таинственное заведение, что вершило судьбами всех новых переселенцев: «Конечно, не Лубянка, но все равно не по себе». Единственное, что у него было – маленький бумажный листок – почтовая квитанция, подтверждающая отправку документов. И что она доказывает? Надежда эфимерная, из области хватания за соломинку – мало ли что ты отправил по почте, может просто листок чистой бумаги? Фактически, он ехал на авось…

Тот день запомнился Анне, как совершенно бесконечный, с набухшим низким небом, готовым разразиться очередным ливнем, и медленно текущим временем; казалось, день никогда не закончится. Она пробовала читать Библию – в подсознании появилась надежда, что это зачтется в их деле, но скоро Анна рассердилась на себя за такую нелепую хитрость, и она отложила книгу; тем более, что мысли были далеки от библейских повествований – мысленно она была рядом с Андреем – ей казалось, что если она будет думать о другом, то дело у Андрея не сладится.

Ники в последнее время почти не реагировал на ее присутствие, под действием наркотиков он теперь плавал в отрешенности от внешнего мира. Анна даже предложила кормить его из ложечки – иначе он все валил на себя, и он согласно кивнул – его уже не заботил собственный имидж, ему и есть не хотелось, но, если так положено, то можно и проглотить миску каши или супа. Он лежал на своей новой «управляемой» кровати, совсем худенький, маленький, в чистенькой голубоватой пижаме и, если не спал, то смотрел в телевизор, как и раньше; но теперь, скорее, по привычке: земная жизнь уже перестала его интересовать. Куда за короткий срок делась его желчь и постоянное раздражение, – теперь он лежал милым старичком, прислушиваясь только к себе, и единственное, что его бесспокоило, был страх перед возможной физической болью.

Анна поднялась к Соне, поиграла с ней в Барби, почитала ей книжку, но мыслями все время оставалась с Андреем, так, что даже Соня заметила ее отсутствующий взгляд и ей стало скучно – она не любила, когда мама была вот такая «задумчивая».

Внизу залаял Декси – вернулась с работы Галина, скоро она «расслабится» после трудового дня и позвонит Анне; за окном уже смеркалось, а Андрея все не было. Может с ним что-нибудь случилось, ведь уже все офисы закрыты? Анна села у окна, из которого видна была часть дороги, там, где они (Анна уже тоже получила права) обычно парковали свою машину. И тут же, как в кино, увидела, как подьехала их синенькая машина, и скоро из нее вышел Андрей, открыл багажник, что-то достал оттуда, потом наклонился, осмотрел бампер и пошел к крыльцу.

Анна с облегчением вздохнула, слава Богу – живой и невредимый. Она с любопытством смотрела на мужа со стороны: заметила, как он похудел после болезни. Теперь в сумерках его можно было принять за юношу: чуть выше среднего роста, хорошо сложенный, легкий и быстрый в движениях – ему никак нельзя было дать его 34 года. Он опять стал похож на того давнишнего Андрея, которого она встретила на вечеринке много (десять?) лет назад… Сердце сдавило от радости: как хорошо, что они вместе, что сумели достойно перешагнуть через тяжкий период (как бы иначе она выжила?). Но когда фигура мужа скрылась из вида, Анна очнулась от лирических мыслей и снова занервничала – какие новости ей предстоит сейчас услышать?

Из сбивчивого рассказа мужа получалось, что «лубянка для эммигрантов» не такое уж грозное и бесправное заведение. Их бумаги действительно затерялись, и та маленькая почтовая квитанция очень помогла. По номеру на ней нашли, что бандероль была получена несколько месяцев назад, но дальше их дело нигде не фигурирует. Андрею пришлось – и еще придется, походитъ по кабинетам, чтобы их занесли в списки, и чтобы они прошли необходимую проверку – бюрократия везде бюрократия.

Новости оказались, скорее, хорошие – могло получиться гораздо хуже. Даже вынужденная волокита и отсрочка с работой не пугали, Андрей воодушевился – у него появилась конкретная задача, и – главное, исчезла изматывающая душу неопределенность. Дело сдвинулось с мертвой точки: сначала Андрей ездил один, потом пришлось несколько раз поехать всем втроем с Соней (и оставить Ники под присмотром соседа). В этих поездках Анна познакомились с другой Америкой, совсем недружелюбной и неприветливой. Обстановка напоминала родные вокзалы – много людей с детьми, странно одетых и порой плохо пахнущих – и сплошная незнакомая речь, в основном испанская. И холодный, напряженный взгляд со стороны служащих.

Но, в результате походов по кабинетам и встреч с недружелюбными представителями власти, первого мая они получили заветные карточки. Их дело нашлось, чтобы сгинуть насовсем в бюрократической пучине. Но это уже другая история.

Считалось, что Андрею крупно повезло, ведь уже через несколько дней он легально развозил пиццу на их старенькой машине. Теперь вечерами они объедались нераспроданной пиццей и радовались чаевым, как реальной денежке на мелкие расходы. Но – опять проблемы, как заноза в сердце, – появилась тревога за мужа: пиццу развозят в основном по вечерам, и заказывают ее не только из приличных районов, даже, скорее, наоборот. Так что Андрею приходилось в темноте ездить в совершенно непредсказуемые черные кварталы, где вместо чаевых можно получить пулю в лоб. Анна уже часов с десяти, уложив Соню спать, садилась к окошку и ждала Андрея: по вечерам в их тихом городке ездили мало, и далекий свет фар очередной машины вселял в нее надежду, что это подьезжает Андрей. Часто так и случалось, но иногда ей приходилось ложиться спать, так и не дождавшись характерного звука паркующейся машины.